Второй день на Севере. Когда светит солнце, в горах так же жарко, как и на равнине. Но как только облако незаметно подкрадется и зависнет между солнцем и землей, воздух сразу становится прохладным и ветер легким и быстрым движением прикасается к коже на руках и лицах.

Телегруппа складывает свою аппаратуру и все размещаются в кузовах двух полноприводных пикапов, чтобы ехать на следующую «точку»: древний буддийский монастырь на берегу Меконга, где Экселенц договорился об интервью с настоятелем. В районе Золотого Треугольника – места, где сходятся границы Таиланда, Бирмы (Мьянмы) и Лаоса – все расстояния невелики. Тем не менее, поездка занимает больше часа, потому что самой короткой оказывается ухабистая грунтовая горная дорога, которая пересекает небольшие горы, взбираясь на них, а большие огибает наподобие трассы слалома.

— Привет.

Что касается женского общества, я предпочитаю встречаться с женщинами-людьми, хоть мне и приходится для этого «надевать» человеческое тело. Как-то больше удовольствия от общения. Наги женского пола слишком большие собственницы. Это качество, помноженное на их долголетие, представляет собой очень серьезную проблему. Да… Очень серьезную…

— Сказочник! Сказочник! Ты спишь, что ли? Вот он, смотри, монастырь! Прямо по курсу. Скажи водителю, пусть остановится на пару минут, а? Я такую картинку пропустить не могу. – говоря все это, Фотограф держится за борт пикапа, готовясь выскочить, как только тот остановится.

Сказочник идет вниз по склону горы и через минуту пропадает из глаз за поворотом грунтовой дороги.

Когда по прибытии в Чиангмай нас привезли в отель Мандарин Ориентал Дара Тхеви, я влюбился в него с первого взгляда.

Это было вчера, во второй половине дня. Я предполагал, что нас поселят в центре Чиенгмая, вполне современного, хотя и семисотлетнего города, в котором в пиковый туристический сезон живет два миллиона собственных горожан и миллион туристов. Часто бывая здесь, я привык к городским гостиницам и никогда не предполагал, что отель за городом может быть так хорош. Мандарин Ориентал оказался открытием, которое следовало изучить глубже.

Территория оказалась огромной. Понадобились бы часы, чтобы пройти пешком от начала до конца все узкие мощеные дорожки, идущие во всех направлениях, и пройти мимо каждого домика и каждой большой виллы, которые заменяют здесь гостиничные номера. Персонал ездит по гостинице на велосипедах, а гостей возят в гостиничный холл, рестораны и спа на электрических гольф-картах, а в хорошую погоду – в небольших ландо, запряженных малорослыми лошадками. Отель показался мне гибридом тематического парка и пятизвездочной гостиницы. Темой парка был старый город, такой, каких раньше было много на земле Лан На. Здесь присутствовал каждый архитектурный стиль, когда-либо существовавший на Севере, от узнаваемого бирманского и колониального, скопированного с британских построек в Бирме, до китайского и собственно тайского. Все гостевые виллы были построены в том или ином из этих стилей, и картину дополняли уменьшенные, но ненамного, копии монастырей и храмов, оригиналы которых находятся в разных районах провинций Чиангмай, Чиенграй, Пхаяо и других, составляющих единое целое – Землю Лан На. «Страну миллиона рисовых полей». Здесь даже были миниатюрные рисовые чеки, на которых работали сотрудники гостиницы, одетые крестьянами.

Вилла, которую мне предоставили, оказалась довольно точной копией модернизированного традиционного тайского дома, построенного из кирпича и цемента, в отличие от действительно традиционного дома, который строится исключительно из дерева. Такие постройки были модны в Таиланде в 1920 — 1940е годы, с огромной гостиной, кухней и небольшой парной баней на первом этаже (это — уже позднейшее добавление, хотя парная на целебных травах — это еще одна тайская традиция, близкая русскому человеку. Раньше парную никогда не строили прямо в доме), и двумя очень большими комнатами наверху: спальней с высоким потолком и гигантской кроватью, и ванной-гардеробной. К спальне примыкал небольшой кабинет, с деревянным письменным столом и деревянным же креслом с прямой спинкой и подлокотниками, и это место в доме мне понравилось больше всего. Вся мебель была выдержана в стиле конца XIX – первых лет XX века, и это напомнило мне о тех остатках старинной мебели, которые сохранились дома, в Москве, включая «венское» кресло 1887 года, сидя в котором, как любил говорить мой дед, «три поколения нашей семьи получали высшее образование».

Как много мы потеряли, с точки зрения сохранения и наследования стиля и образа жизни, в нынешнюю «эпоху потребления»! Никому уже не нужна мебель, которая может «прожить» сто—двести лет. И потому ее больше не производят. Почти. Кроме спецзаказа, как явно было сделано здесь. Я сел в кресло за письменный стол, раскурил трубку, поднял глаза, чтобы посмотреть вид из окна, и оторопел: я смотрел прямо в огромные глаза Нага, который свернулся кольцами на широкой веранде моего временного дома сразу за окном кабинета, и в этот самый момент решил заглянуть внутрь.

— Вам явно доставляет удовольствие вгонять меня в дрожь, — ровным голосом сказал я ему через несколько секунд, списав небольшие перебои в сердцебиении на скорость, с которой я пролетел через всю спальню, рывком открыл дверь веранды и оказался рядом с Нагом.

— Не доставляет. Никогда-никогда. – лицо змея сложилось в кривоватую довольную улыбку.

— Вы решили совсем отказаться от человеческого образа?

— Нет. Это просто горный воздух, солнце, которое здесь не такое сумасшедшее, как на равнинах, вечерняя прохлада – я просто хочу чувствовать все это моей собственной кожей. Сейчас не так жарко, вы вполне можете посидеть здесь немного вместе с вашей трубкой.

Я опустился на тиковую скамейку рядом с его головой. Взгляд вниз, во двор виллы через парапет веранды принес очередное открытие: во дворе оказалась огромная ванна джакузи. Сама веранда выходила на мини-рисовое поле, на другом краю которого виднелись виллы в бирманском стиле и тайские дома на сваях.

— Вот так примерно раньше выглядел каждый город на Севере, минус джакузи. Я люблю приходить сюда, когда меня одолевает ностальгия по старым временам, но лень залезать в реальное прошлое.

Тайцы – уникальный народ. Спустившись на равнины они, в отличие от многих других горцев, сумели великолепно приспособиться и достичь процветания. Затем, уже в наше время, им пришлось пережить еще одну трансформацию: они индустриализировались и снова добились процветания.

Но это еще и дань уважения предкам, которые спустились с этих гор, поселились на плодородных равнинах и создали за последующие века культурное богатство, свободу и процветание, которыми пользуется сегодня большинство тайцев.

Вечером мы выехали из Мандарин Ориентала после того, как телевизионная группа записала интервью с Губернатором провинции Чиангмай.

Губернатор и Экселенц пригласили всех на ужин.

Мы сидели за длинным столом под открытым небом на террасе одного из лучших ресторанов Северной кухни в городе и говорили о нашем путешествии, о погоде, о том, как приятно сидеть вечером на террасе в Чиангмае и как это практически невозможно большую часть года в Бангкоке.

Когда мы спросили Губернатора о кухне Лан На, он обвел рукой стол перед нами:

— Все, чем знаменита эта земля – перед вами на этом столе. Вы ведь уже попробовали Сай Уа? Вот эту колбасу. Она бывает очень острой, но когда начинаешь ее есть, очень трудно остановиться. Она делается из свинины и ароматных трав. Вот карри – здесь оно несколько более жидкое, чем на равнинах, больше похожее на суп, чем на карри, но в нем больше мяса, оно такое же острое и, опять таки, с ароматными травами. В Северной кухне используется очень много трав, именно они придают блюдам тот вкус, который считается типично Северным. Многие из этих горных трав используются и в травной медицине.

На Севере едят больше овощей и зелени, чем где либо еще в стране. Вы наверняка заметили, что почти к каждому блюду подается тарелка с овощами и зеленью различного вкуса, от сладкого до горького кислого.

Теперь вот это: очень знаменитое Чиангмайское блюдо, которое называется Кхао Сои – желтая яичная лапша с карри.

Клейкий рис часто подается к столу вместе с обычным рисом, потому, что многие северяне предпочитают именно клейкий рис.

— Я слышал о древней традиции Северного застолья, которое называют «Ужин Кан Ток». Что туда входит? – спросил Режиссер. Все тайцы, сидевшие за столом, дружно заулыбались.

— Что, я неправильно произнес?

— Нет, мой друг, все правильно, — сказал Экселенц, — однако за вашим вопросом стоит недоразумение, порожденное некорректной рекламой. Канток, конечно, традиция, но вовсе не древняя. Ей около пятидесяти лет. Видите тот маленький круглый ратановый столик на коротких ножках? Это Ток, один из двух действительно древних элементов ужина Канток. Такие столики делают уже много веков. Кан, а точнее — Кхан — это вон то блюдо или глубокая тарелка, или подставка, назвать его можно по разному, на которую ставят керамические плошки с карри, когда подают на стол. Это тоже древность. Все остальное – программа традиционного классического танца, которая идет в течение всего ужина, традиционный Северный наряд официанток, — все это изобретение одного чиангмайского профессора. Он хотел устроить незабываемый вечер для своих друзей по случаю проводов одного из них, американского консула в Чиангмае, который по окончании командировки возвращался в США. Профессор попросил своих коллег с Факультета Искусств Чиангмайского Государственного университета создать программу ужина из трех главных элементов: Северной кухни, музыки и танца. Вечер удался на славу, и его программу с разными вариациями несколько лет повторяли в домах богатых и именитых Чиангмайских граждан, пока туристическая индустрия не взяла ее на вооружение и не создала практически новый вид обслуживания, «Традиционный ужин Канток».

После ужина вся группа, все еще под руководством Губернатора и Экселенца поехала на всемирно знаменитый чиангмайский Ночной Базар. Снимали все: прилавки с едой и прилавки с сувенирами, бронзовые статуи и Северные традиционные одежды, надетые на манекены с европейскими лицами, знаменитые чиангмайские зонтики и веера, потом еще какие-то прилавки с едой. Я помогал с переводом все время съемок, поэтому Ночной Базар, на котором я бывал десятки раз, не вселил в меня скуки. Но когда мы наконец добрались до гостиницы, я чувствовал себя настолько уставшим и сонным, что подъем по деревянной лестнице в спальню потребовал концентрации воли и остатков физических сил.

Сказочник неторопливо идет по дороге, ведущей к монастырю. Он не один: монах в оранжевых одеждах идет рядом с ним. Они оба совершенно скрыты от взглядов телевизионной групппы и Фотографа, которые в этот момент заканчивают съемку и начинают разбирать и складывать аппаратуру. Им предстоит краткий переезд до ворот монастыря.

Сказочник и его спутник как раз подходят к воротам, когда на горе заводятся двигатели двух пикапов. Сказочник и монах стоят рядом, оба лицом к воротам монастыря, будто всматриваются во что-то, внезапно остановившее их движение.

— Вы уходите. Так?

— И вам тоже. Ну все, мне пора.

Пикапы синхронно останавливаются у закрытых ворот. Спутники Сказочника находят его. Он в одиночестве покуривает короткую трубку. Шум пикапов, видимо, проник внутрь монастыря, потому что ворота открываются и их приветствует молчаливый монах с очень темной кожей.

В его голосе нет гнева, только интерес. Однако сразу после того, как эти слова сказаны, задумчивость на лице Сказочника сменяется крайним удивлением и недоумением. Но это проявление эмоций оказывается недолговечным. Через полсекунды лицо Сказочника меняется снова. Теперь оно не выражает ничего.

Я все еще был в шоке, когда мы вошли в помещение, где нас ждал настоятель монастыря. Это был первый раз, когда я услышал голос Экселенца немедленно после разговора с Нагом, пусть даже и молчаливого разговора: в моей голове Наг говорил своим обычным голосом, таким же, каким он говорил всегда, когда беседовал со мной без посредства телепатии. Этот голос принадлежал Экселенцу. Именно поэтому он все время казался мне смутно знакомым.

Я не мог удержаться, чтобы не наблюдать за Экселенцем боковым зрением все время, пока мы записывали телевизионное интервью настоятеля. Я переводил интервью, и мой мозг должен был сосредоточиться на этом процессе и не имел права уходить от темы.

Как только интервью было закончено и принесли зеленый чай, настоятель легко перешел на английский. Это дало мне время подумать, однако мыслительный процесс давался с трудом после сделанного мной открытия. Почему Наг говорит голосом Экселенца? Был ли это психологический трюк с целью завоевать мое доверие и внимание? Вряд ли. И то и другое было у него с самого начала: сама его сущность была достаточным основанием и для внимания и для доверия, голос здесь был совершенно ни при чем.

Настоятель подлил чая тем, чьи чашки уже опустели, и взял со столика потрепанный фотоальбом. Он улыбался.

— Мне нужно вам кое-что показать.

Он открыл альбом где-то посередине, на странице, заложенной тонкой красной шелковой косичкой. Он улыбался, глядя мне в глаза.

— Нет, Учитель, не надо этого делать, честное слово не надо! — запротестовал Экселенц, но улыбка на лице настоятеля только становилась шире. Он обратился ко всем:

— Вы видите здесь кого-нибудь знакомого?

На странице была только одна большая, слегка выцветшая от времени фотография. На ней были изображены сидящие в ряд монахи, явно «поющие» мантры на какой-то корпоративной церемонии. Первым слева был настоятель. Рядом с ним сидел Наг, такой, каким я его знал в человеческом обличии, каким увидел его в первый раз у себя дома, каким он был час назад, когда мы прощались у ворот монастыря, словом таким, каким я его видел каждый раз, кроме тех случаев, когда он предпочитал свой естественный вид.

— Сэр, — сказала Продюсер, обращаясь к Экселенцу и указывая карандашом, который она держала в руке, на изображение Нага на фотографии, — Конечно, трудно узнать человека, когда у него нет ни волос, ни бровей, но все же мне почему-то кажется, что это вы.

— Сдаюсь. Это действительно я, пятнадцать лет назад.

Я поднял глаза на Экселенца, стоявшего рядом со мной и пристально вглядывавшегося в фотографию.

Капля пота родилась где-то на затылке, потекла по моей шее вниз и продолжила свой путь вдоль позвоночника.

— Так значит, все это время это были вы… — начал я и остановился. Мой голос звучал непривычно, а слова, готовые сорваться с губ, были и вовсе сумасшедшие. Такие слова не говорят послам, а тем более двухтысячелетним Принцам Нагов.

Настоятель все еще улыбался мне светлой улыбкой.

— Вы имели в виду что-нибудь определенное? – спросил Экселенц. Его глаза, смотревшие на меня, были немного шире, чем обычно. В них поблескивала веселая искорка.

Автор: Евгений Беленький

Содержание:

• Глава 1. Пролог. За месяц до путешествия.
• Глава 2. Первый день путешествия. Бангкок. Начало сезона дождей.
• Глава 3. Второй день путешествия. Аюттхайя.
• Глава 4. Третий день путешествия. Хуа Хин – Паттайя.
• Глава 5. Четвертый день путешествия. Исан. Накхон Ратчасима, Пхимай.
• Глава 6. Пятый день путешествия. Лан На.
• Глава 7. Эпилог. Бангкок в начале июня. Тхонбури, Главный штаб ВМС, напротив Острова Раттанакосин.

Обсуди это с теми, кто живет в Таиланде