Кхмерские храмы, памятники древней империи Ангкор, впечатляют даже сейчас, даже в том полуразрушенном состоянии, в котором чаще всего предстают перед нами здания, простоявшие более тысячи лет. Десятки этих храмов, построенных в X – XIII веках, встречаются далеко за пределами современного Королевства Камбоджа – в нынешнем Лаосе и в Таиланде. Ангкорская империя управляла этими территориями триста лет, потом освободила место, когда тайскоязычные народы заявили свои права на эти земли, но ее храмы стояли и стоят на своих местах, как часть культурного наследия, оставленного Ангкором своим преемникам.

День заканчивается съемками заката над храмом Прасат Хин и ужином в местном ресторанчике. После ужина группа должна вернуться в Бангкок, переночевать в гостинице Дусит Тхани и утренним рейсом вылететь в Чиангмай. Оказывается, группа едет в Бангкок на большом сорокаместном туристическом автобусе, так что каждому достается по два места, и через десять минут после отправления все, или почти все уже спят в своих мягких креслах.

Еще один очень длинный день, и настолько же интересный. Нам пришлось проснуться и позавтракать раньше всех других гостей отеля. Потом мы молча попрощались с Ройял Клиффом, загрузили оборудование и сумки в два микроавтобуса и помчались в аэропорт Утапао. Там мы погрузились в «Геркулес», военно-транспортный самолет ВВС Таиланда (интересно, кто умудрился это организовать?), который вскоре после взлета приземлился на военно-воздушной базе в Корате. Далее, опять на двух микроавтобусах, мы очень быстро проехали шестьдесят километров до Пхимая.

Мне было практически нечего делать до записи интервью Губернатора, которое меня попросили перевести, поэтому остаток утра я посвятил самостоятельной пешеходной экскурсии по храму Прасат Хин. Затем я присел на один из двух десятков очень хороших новых стульев, которые привезли из чьего-то офиса и расставили полукругом прямо на траве у большого обеденного стола.

В час дня все собрались за этим столом на обед, который состоял из широко известных традиционных исанских блюд, которые тоннами в день продаются и съедаются по всему Таиланду: Кай Янг, или жареный на углях цыпленок, Кхао Ниау – клейкий рис, и Сом Там – дьявольски острый салат из незрелой папайи, красного перца и мелких маринованных пресноводных крабов.

Сначала атмосфера за столом была напряженной, все были несколько скованы, потому что пытались есть клейкий рис вилками. Это одно из самых бессмысленных занятий на земле. Обычно тайцы пытаются есть клейкий рис вилками в присутствии иностранцев, потому, что где-то в затылке у них всегда прячется мысль, что проще каждый раз с усилием расчленять вилкой кусок клейкого риса, чем объяснить друзьям-фарангам все достоинства поедания этого сорта риса «нецивилизованным» способом, то есть при помощи рук.

Я тоже пробовал вилочный метод несколько раз, прежде всего для того, чтобы понять, что чувствует человек за этим неблагодарным занятием. Еще с первых совместных обедов с лаосскими и тайскими студентами в Москве, лет за двадцать до описываемых событий, я научился отламывать кусочек от большого куска клейкого риса, лежащего на тарелке или в специальной плетеной корзинке с крышкой, пальцами правой руки, и обмакивать его в соусе, перед этим положив на него кусочек курицы или мяса, или несколько волокон зеленой папайи из салата, и, прижав к рису пальцами, отправлять всю эту конструкцию в рот. Так и только так можно есть клейкий рис. Иного способа не существует.

Экселенц, как всегда, оказался на высоте и спас ситуацию:

— Я покажу вам, как это надо есть. Этот вид риса едят руками: никаких вилок, если вы едите клейкий рис, только руки. Вот так, — Он показал всем небольшой шарик риса в правой руке, закрепил на нем кусочек цыпленка, прижал его указательным пальцем, обмакнул в соусе и съел, — попробуйте так, и вам точно понравится.

Через полминуты все фаранги и большинство тайцев, сидевших за столом, с довольными улыбками жевали рис и курицу. Разговоры затеялись, как бы, сами собой, и все больше оживлялись. Некоторые из моих соотечественников жадно пили воду из высоких запотевших стаканов, наполовину наполненных льдом, наспех заливая пожар, зажженный в их желудках острым Сом Тамом. Я напомнил себе, что надо будет им сказать, что перечное пламя лучше гасить рисом: результат достигается не столь быстро, зато такой метод пожаротушения гораздо более безопасен для желудка, со стенок которого ледяная вода смывает весь желудочный сок, в то время как рис спокойно переваривается вместе со всем остальным съеденным, и не перегружает организм.

После обеда продолжили работу: записали интервью Губернатора, потом вся телевизионная группа снова отправилась в храм. За столом остались Экселенц, поглощенный беседой с Губернатором, супруга заместителя премьера и несколько официальных лиц провинции.

Становилось все жарче. Тучи собирались в небе, обещая скорый ливень. Я пошел к будке охраны, где мы оставили наш багаж, чтобы достать зонтик. Там я проговорил несколько минут с подполковником полиции, который приехал проверить работу своих подчиненных, обеспечивавших безопасность, и теперь ждал окончания обеда, чтобы доложить обстановку своему начальнику. Полицейский генерал сидел рядом с Экселенцем и Губернатором. Стоя у будки охраны, мы увидели, как официанты начали убирать посуду, и медленно пошли в сторону стола, обсуждая на ходу разницу между майской и июньской погодой в Москве и в Северо-восточном Таиланде. За нами следом шли два сотрудника местного Управления по делам туризма, неся в руках охапки зонтиков для начальства. Потом мы разделились: подполковник отправился к столу и присоединился к группе во главе с Губернатором, отправившейся обратно в храм. У всех в руках были зонтики, а сотрудники Управления по туризму последовали за ними, неся в руках еще несколько зонтиков, видимо, для членов телевизионной группы.

Я сел на стул, который кто-то поставил в тени большого тамаринда, у самого ствола могучего дерева, росшего в ста метрах от храма. Посмотрев в сторону храма, я увидел как Экселенц и Губернатор обменялись поклонами, явно прощаясь. Экселенц повернулся и быстро пошел назад, в сторону будки охраны и выхода. На ходу он помахал мне рукой и исчез за деревьями, окружавшими автостоянку. Я вспомнил, что он говорил нам, что собирается уехать раньше. Видимо, за ним пришла машина.

Когда группа во главе с Губернатором вошла на территорию храма и пропала из вида, я оказался один на всем пространстве между храмом в ста метрах впереди и дорогой в ста метрах позади. Воздух вдруг стал прохладнее, небо потемнело. Собирался дождь, но что-то его пока удерживало. Я смотрел на горизонт, открывавшийся сразу позади храма, вспоминая вчерашний разговор с Нагом.

Скорее всего я заснул, сидя там в ожидании дождя, с закрытым зонтиком, болтающимся на руке.

С другой стороны, это мог быть сон наяву, воспоминание, вызванное какой-то ассоциацией или намеком на ассоциацию. Это могло быть и чем-то совершенно иным. Картина, которую я увидел закрытыми глазами, была так же реальна, как любой эпизод реальной жизни.

Я шел по тропе, протоптанной посереди рисового поля, шел ночью без фонаря. Вокруг было совсем темно. Ноги людей, идущих по тропе, предугадывали ее повороты и кочки раньше, чем их могли различить глаза. Я шел в середине длинной колонны людей, пересекавших поле гуськом. Сотни машин были оставлены позади, на обочине дороги, бампер к бамперу. Вскоре стали видны отблески электрического света и я понял, что мы почти пришли.

Когда мы подошли ближе, стало ясно, что свет идет от неоновых трубок, освещающих десяток лотков с едой и сувенирами, расставленных вокруг одинокого одноэтажного строения на берегу реки. В слабом неоновом свете трудно было различить реку в сорока метрах ниже по склону, но этот свет отнимал у темноты часть бескрайнего моря людских голов, покрывавшего берег. Такой же неоновый свет пробивался через реку с другого, лаосского берега Меконга. Там, видимо, тоже сидели люди. Это была самая большая толпа людей на берегу реки, которую я видел когда-либо в своей жизни. Все сидели: на траве, на циновках. Только у самой верхней точки склона было вытоптано несколько площадок, на которых стояли. С этих площадок вид на реку, а точнее то, что можно было различить в полумраке, просматривалось лучше, и мы втиснулись на одну из них. Мне приходилось держать тяжелую цифровую камеру высоко над головой, чтобы не задеть ею кого-нибудь в толпе. Было прохладно, но в самой середине толпы прохлада совершенно не чувствовалась. Вдруг вся толпа одновременно подалась вперед и издала коллективный вздох. Я успел нацелить камеру в нужную точку, держа ее мертвой хваткой обеими руками над головой, когда красный огненный шар вылетел вверх, будто выстреленный из неведомой подводной пушки с самой середины реки, и повис высоко над водой в двухстах метрах вверх по течению от того места, где мы стояли.. Я задержал дыхание и надавил на кнопку затвора фотоаппарата. Несколькими мгновениями позже шар начал медленно опускаться к воде и на полпути погас.

«Банг Фай Пхрайя Наак», прорычал громкий голос в моей голове. Я автоматически перевел: «Огненный Шар Князя Нагов». И проснулся.

Я сидел на стуле под тамариндом, положив голову на руки. Локти болезненно врезались в коленки. Оказалось, что я уже был не один. Наг, в своем естественном виде, том самом, в котором я увидел его впервые, обернулся кольцами вокруг ствола тамаринда. Эта поза придавала ему вид Змея в райском саду, только Змей был размером с василиска.

— Это было воспоминание, не так ли? — спросил он своим обычным голосом.

— Видимо, да. Я ездил на праздник Банг Фай Пхрайя Наак в Нонг Кхай два года назад. В тот год почему-то вылетел только один шар, и я очень гордился, что смог его сфотографировать. Вы действительно имеете какое-то отношение к этим шарикам?

— Самое прямое. Мы имеем к этому самое прямое отношение. Это именно то, что предполагает название, Огненные Шары Князя Нагов. Я сам запустил тот шар, который вам удалось запечатлеть. Мы тогда очень злы были на людей, которые в тот год проводили «научное расследование феномена Огненных Шаров». Вместо того, чтобы подождать назначенного дня и изучать Шары с помощью современных приборов, они потратили целый год на сбор всяческих слухов и сплетен об этом ежегодном событии, и напечатали свой, с позволения сказать, «доклад» за два месяца до того дня, когда мы запускаем шары. В результате огромные толпы собрались на берегах Меконга посмотреть, но ведь наша задача вовсе не состоит в развлечении толп зрителей! Обычно только несколько монахов собирались посмотреть на Шары.

Нас так разозлило это «расследование», что мы решили запустить только один шар, так сказать, чтобы продемонстрировать флаг. Это было наше заявление: «Мы еще здесь, как всегда, мы делаем то, что нам поручено, но не имеем намерения развлекать толпу».

— Но толпы там и сейчас каждый год бывают. То расследование и документальный фильм, который тогда сделали, превратили Банг Фай Пхрайя Наак в большой ежегодный праздник. Это не может быть плохо, — возразил я.

— Это хорошо, если праздник не сопровождается общенациональной дискуссией, в которой излагаются вслух совершенно дикие теории, от взрывного высвобождения газа до боевых пловцов лаосского военно-морского флота.

— А можно задать некорректный вопрос? Что все-таки представляют собой эти Огненные Шары? Они «выстреливаются» более или менее в один и тот же день года, это если по солнечному календарю. А если по лунному, тогда вылет Шаров становится точным, как часы.

— Вот именно, как часы. Это и есть часы. Сам Будда поручил это моему отцу: создавать огненные шары и запускать их из-под вод Меконга в тот самый день, когда по лунному календарю заканчивается буддийский Пост, чтобы не допустить ошибок в календарных расчетах и гарантировать, что сам лунный календарь никогда не будет забыт. Огненные Шары – это эквивалент ваших эталонных часов.

Похоже, мне пора исчезать: ваши друзья возвращаются. Пожалуйста, раскройте ваш зонтик, иначе это будет очень странно выглядеть: вы сухой, а все вокруг мокрое. Я присоединюсь к вам в автобусе, когда вы поедете в Бангкок, только постарайтесь сесть подальше от остальных.

С этими словами Великий Змей исчез, а я оказался в самой середине тропического ливня. Я сумел открыть зонтик очень быстро, но скорость все-таки оказалась недостаточной: когда группа с Губернатором во главе достигла тамаринда, я сидел там совершенно мокрый и вздрагивал от холода.

Влезать в комфортабельный туристический автобус с работающим кондиционером — далеко не радость, если вы мокры насквозь. Я выбрал себе место в предпоследнем ряду, сел и по очереди закрыл жалюзи всех отверстий в потолке автобуса, из которых струей дул холодный воздух. Впереди все делали то же самое. Я начал «гонять тепло» по телу, как научил меня когда-то один из моих учителей. Суть процесса в том, чтобы мысленно создать воображаемый центр тепла где-то в своем организме и потом постараться раздвинуть его насколько получится. Это упражнение, если оно правильно выполнено, очень помогает. А если не помогает, по крайней мере, уводит ваши мысли от холода, который вы чувствуете.

— Оставьте это занятие, — тихо проговорил вдруг знакомый голос где-то совсем рядом, — я высушу вас горячим воздухом через минуту, пусть только остальные заснут.

Моя одежда начала стремительно сохнуть. Через минуту я действительно чувствовал себя так, будто принял душ и надел на себя теплый махровый халат.

Еще через минуту Наг появился в соседнем кресле, снова одетый в оранжевую монашескую одежду.

— Ну вот, все спят, и мы можем поговорить.

Я собрался было открыть сумку и достать из нее блокнот, но он остановил меня:

— Сегодня вам не придется ничего писать. Писать от руки в движущемся автобусе — само по себе не очень хорошая идея. Сегодня мы будем отдыхать и наслаждаться беседой. Не волнуйтесь о тексте, он запишется сам. Это очень простая магия, поэтому я тоже не устану. Вы же знаете, сегодня и без всякого волшебства компьютеры записывают текст под диктовку и затем переводят его в формат Word.

Я хотел объяснить вам кое-что о кхмерских храмах и о роли, которую они играют в нашей культуре.

— Я и сам думал у вас спросить о них. Я заметил, что здесь к ним относятся с изрядной долей уважения, хотя это либо вообще индуистские храмы, либо они же, переделанные в буддийские. Причем буддийские, принадлежащие к ветви Махаяна, а не к традиционной для тайцев ветви Тхеравада. Причем еще и не тайские вовсе, а кхмерские. И тем не менее, тайские буддисты ходят в эти храмы медитировать, молиться, приносят дары. Что это, такая глубокая веротерпимость или что-то другое?

— И да, и нет. Видите ли, Малая Колесница Буддизма, Хинаяна, к которой принадлежит учение Тхеравада, гораздо более ортодоксальна, чем большинство школ Махаяны, Большой Колесницы. Тхеравада основывается исключительно на изначальных священных текстах, в которых записано учение Будды. Это самая мирная и веротерпимая религия на Земле.

Для буддиста школы Тхеравада все люди вокруг него – тоже буддисты, какие бы верования они ни исповедовали, в том смысле, что все люди несут одинаковую ответственность за свои поступки в этой жизни: делая добро, они набирают хорошую карму, а совершая зло, набирают плохую. То, что человек ходит молиться в церковь или индуистское святилище, в буддийский храм или мечеть, не столь важно для его следующего перерождения. Важна сумма его поступков. Плохую карму невозможно искупить, ее можно только компенсировать добрыми делами, и то – лишь в некоторой степени. Если грешник после совершения тяжкого греха всю оставшуюся жизнь приносит дарения храму, участвует в благотворительности и соблюдает пост, он знает, что его грех все равно перевешивает все усилия, которые он в состоянии предпринять в этой жизни. Он «работает» только на свое следующее перерождение. Опять-таки, дело здесь не в том, что в следующий раз он родится прощенным. Это невозможно, большая часть плохой кармы все равно последует за ним. Дело в том, кем он родится в следующий раз: бедным крестьянином или преуспевающим торговцем, уличным псом или лабрадором, живущим в доме у добрых людей. Есть еще и другой вариант: если плохая карма в достаточной мере компенсирована, она не последует за человеком в его следующую жизнь, кем бы он ни родился. И тогда он будет очень счастливым псом. Или счастливым человеком. И за новую жизнь заработает себе следующее перерождение, которое будет лучше этого. Может быть, он даже родится, чтобы стать буддийским монахом. Когда речь идет о перерождениях, условия равны для всех: хорошая карма предыдущих жизней плюс хорошая карма, накопленная в нынешней жизни, против плохой кармы прежних жизней в совокупности с плохой кармой нынешней жизни.

Это всеобщее равенство не оставляет искренне верующему буддисту Тхеравады никаких оснований для таких разрушительных чувств, как черная зависть или ненависть на почве расы, национальности, религии или социального статуса. На его длинном пути через множественные перерождения, ведущем к нирване, которая, прежде всего, является свободой от страданий этого мира, все эти понятия не имеют никакого значения.

Они существуют в реальной жизни, и никто не оспаривает их существования, однако они – именно то, что мы стремимся оставить позади, ибо они и порождают страдания, от которых мы хотим уйти.

Буддизм Тхеравада формирует тайский характер. Некоторые наши соседи, буддисты Махаяны и последователи Конфуция думают, что мы живем слишком расслабленно, на грани лени. Есть даже такая поговорка – парафраз одного из постулатов учения Лао Цзы: китайцы и вьетнамцы выращивают рис, а тайцы и лаосцы слушают, как рис растет.

Но во многих обществах, основанных на других религиозных учениях, больше места для ненависти, зависти, несправедливого экономического соревнования, и поэтому им приходится, гораздо больше, чем нам, опираться на силу закона и активное моральное воспитание, чтобы сдерживать распространение этих грехов.

А в Тхераваде даже нет такого понятия, как монах-воин.

Боевые искусства, такие, как например, тайский бокс — абсолютно светские дисциплины, развивавшиеся вне монастырей. Можно быть воином, а потом стать монахом. Можно быть монахом, но когда в определенный момент ваши личные жизненные принципы заставят вас снять монашеское одеяние и надеть вашу старую военную форму, чтобы идти защищать вашу страну, вы снова станете воином, но при этом перестанете быть монахом. В обществе, основанном на буддизме Тхеравада, никто и никогда даже и не помыслит о том, чтобы напасть на монаха, и поэтому монахам не нужно защищать себя и самосовершенствоваться через боевые искусства, как это делали их коллеги в древнем Китае.

Веротерпимость это хорошо, но она подразумевает терпение чего-то, что вам не нравится или чему вы не доверяете. Наше уважение к древним кхмерским храмам не имеет ничего общего с терпимостью, оно порождено совсем другими чувствами. Во-первых, многие индуистские, особенно брахманистские верования и ритуалы мирно и гармонично сочетаются с буддизмом в нашей повседневной жизни. В некотором роде, эти верования и ритуалы – наследие наших предков, живших во времена, когда индуизм был шире распространен в Юго-Восточной Азии, чем буддизм вообще, а Тхеравадский буддизм здесь был еще относительно новой школой, недавно пришедшей сюда с острова Цейлон. В отличие от многих школ Махаяны, Тхеравада никогда не вступала в конфликт с индуизмом.

Вторая причина – в той роли, которую сыграла в нашей истории империя Ангкор. Ангкорская империя не была завоевателем, пришедшим на наши земли. Она владела этими землями до нас, потом мы стали ее частью и служили в ее войске. Мы приняли ее культуру, а когда буддизм Тхеравада распространился среди народа Сиама, он не оттолкнул в сторону эту древнюю культуру: оказалось, что места достаточно для обеих культур, индуистской и буддийской.

Индуизм очень строг в вопросах общественного поведения. В Индии он способствовал развитию жестко-иерархичной структуры общества, связанной системой детализированных законов и правил на все случаи жизни, регулировавших не только отношения между людьми, но и отношения между различными кастами людей.

Однако, когда индуизм достиг Юго-Восточной Азии, где не было кастовой системы и все люди за исключением рабов были свободны, он помог создать в этом регионе совершенно новую социальную структуру, уникальный тип общества, которому была предначертана очень долгая жизнь. Этот общественный уклад пережил даже упадок самого индуизма как массовой религии, адаптировался к буддизму Тхеравада так, будто был в нем рожден, и просуществовал больше тысячи лет, несмотря на взлет и падение империй и королевств.

Ангкор был рожден от союза между индуизмом и древне-кхмерским обществом, и погиб от нетерпимости.

В VII – XIII веках в Юго-Восточной Азии существовали две империи, обе достаточно воинственные, имеющие схожую социальную организацию, основанную на идеологии, родившейся под влиянием индуизма. Обе относительно активные в постоянном стремлении к завоеванию или мирному подчинению других народов и распространению на них как своей власти и влияния, в том числе и культурного, так и своего образа жизни.

И храмы, и государственная система империи Ангкор строились на века. Они прожили больше тысячи лет, хотя и не совсем так, как планировали их создатели.

Я проснулся. За большим окном автобуса проплывали небоскребы Бангкока в вечернем освещении. С высоты эстакады скоростной дороги город выглядел красиво. Вид вечернего Бангкока с эстакады всегда придавал мне сил и уверенности. Это было связано с частыми дальними поездками за рулем: городской пейзаж открывал во мне «второе дыхание» после десятичасового пути от Чиангмая или Нонгкхая, когда я въезжал в город по этой же дороге. То, что в этот вечер я не был за рулем, не имело значения: ощущения были те же, как и всегда. Я чувствовал себя так, как будто после небольшого путешествия возвращался домой, и весь остаток пути до моего старого городского дома промелькнул в голове, будто я был за рулем и проверял про себя маршрут.

Раньше я жил в доме в старой части города, не очень далеко от Большого Королевского Дворца и Санам Луанг – Королевской Площади.

Поселиться в районе, в котором проводится большая часть публичных Королевских церемоний — это большая удача: мне не приходилось вставать в пять утра, чтобы доехать до Королевской Площади и найти место с хорошим обзором.

Несколько раз я наблюдал Королевскую Церемонию Вспахивания Первой Борозды.

Эта церемония – один из древних индуистских ритуалов. Он был унаследован Королевством Сукхотхаи от Империи Ангкор и передан по наследству Аюттхайе, а после ее падения восстановлен Королями династии Чакри в Бангкоке, затем опять временно забыт в годы Второй мировой войны и снова возвращен к жизни Его Величеством Королем Пхумипхоном Адульядетом в 1960 году.

Империя Ангкор была государством рисоводческой цивилизации, как и Сукхотхаи и Аюттхайя после нее. Сегодняшний Таиланд – одна из индустриальных стран Азии с наивысшими темпами роста экономики – экспортирует полмиллиона автомобилей в год и производит значительную часть компьютерных жестких дисков и процессоров, продаваемых на мировом рынке, не теряя при этом титула крупнейшего в мире экспортера высококачественного риса. Более половины 63-миллионного населения страны занято в рисоводстве.

Для тех, кто составляет эту большую часть населения, ежегодная Церемония Распашки Первой Борозды знаменует начало посевного сезона. Во время церемонии, в присутствии самого Короля или Наследного Принца, на середине главной площади страны распахивается небольшой участок земли, специально выделенный для этой цели. Финальная часть Церемонии, тысячелетний мистический ритуал, который исполняют брахманистские жрецы, наблюдая поведение священных Королевских Буйволов, предсказывает, какой урожай ожидается в этом году.

— Почему-то это предсказание всегда гораздо точнее, чем любой прогноз погоды, — раздался рядом голос Нага, — Увидимся завтра в Чиенгмае. Не забудьте взять с собой зонтик.

Я отвернулся от окна, чтобы посмотреть на него. Место рядом со мной было пусто. Откуда-то появилась уверенность, что его рассказ уже находится в моем блокноте, записанный моим собственным почерком.

Автор: Евгений Беленький

Содержание:

• Глава 1. Пролог. За месяц до путешествия.
• Глава 2. Первый день путешествия. Бангкок. Начало сезона дождей.
• Глава 3. Второй день путешествия. Аюттхайя.
• Глава 4. Третий день путешествия. Хуа Хин – Паттайя.
• Глава 5. Четвертый день путешествия. Исан. Накхон Ратчасима, Пхимай.
• Глава 6. Пятый день путешествия. Лан На.
• Глава 7. Эпилог. Бангкок в начале июня. Тхонбури, Главный штаб ВМС, напротив Острова Раттанакосин.

Обсуди это с теми, кто живет в Таиланде