Сон и явь в сезон дождей – книга о Таиланде, глава 2

Сон и явь в сезон дождей - книга о Таиланде Блоги
Сон и явь в сезон дождей - книга о Таиланде, глава 2. Необычное путешествие по Таиланду с историческим, мифологическим и культурно-кулинарным уклоном

II.

Первый день путешествия.

Бангкок.

Начало сезона дождей.

Небо над головами – неровный потолок, состоящий из бугристых облаков всех оттенков серого цвета, от светло-мышиного до почти черного. Вот-вот этот потолок не выдержит собственного веса и хлынет дождь. Но низкая облачность вовсе не давит на голову и не ухудшает настроения, потому что и в душах людей, собравшихся возле бассейна на плоской крыше гостиницы «Амари Атриум», и в самой природе, и в серых тенях окружающих отель высотных зданий разлита уверенность в том, что сероватый полумрак среди дня, да и сам дождь, готовый уже сорваться с высоты и устремиться к раскинувшемуся внизу городу – это короткая и очень желанная передышка перед следующим мгновением жары. Бангкокские жители – тайцы и иностранцы, стоящие на крыше вместе с приезжими – наслаждаются неожиданно подаренной им прохладой. Приезжие покрыты легкой испариной, хмурятся: хватит ли света для съемки?

Оператор невозмутимо устанавливает камеру на штатив, потом молодая девушка в белой майке встает спиной к камере и Оператор начинает регулировать цвет изображения. Он тоже хмурится: неужели это тропический Таиланд? Где же яркое солнце? Неужели дожди все испортят? Он в Таиланде впервые.

Фотограф с сомнением смотрит на свернутый пластиковый экран-отражатель, вертя его в руке, и явно думает о том, придется ли «ставить свет», и как долго с этим нужно будет провозиться. Он совершенно спокоен, ему не раз приходилось бывать в Таиланде в мае-июне, даже в июле и августе, и он знает, что и на этот раз все будет хорошо.

Дождь наконец срывается с небес, падает, и через пятнадцать минут после первого мощного удара становится легкой моросью. Шеф-повар тайской кухни отеля «Амари Атриум» Нирашала Бунлэт перебирает ингредиенты на прикрытом зонтиком разделочном столе, готовится к работе перед камерой, ждет сигнала Режиссера.

Сказочник любит сезон дождей. Он подходит к краю площадки, опирается на парапет и смотрит вниз на улицы и вверх на небоскребы города.



Город в целом не очень красив. Красота прячется в нем, она рассредоточена по районам и улицам, маскируется среди однообразных «шоп-хаусов», или «домов-магазинов»: секционных строений в три – пять этажей, которые когда-то очень давно придумали в Китае, и которые китайцы-иммигранты стали строить везде, где они поселялись. Шоп-хаус – идеальное вместилище малого бизнеса. Первый этаж занимает магазин, второй обычно – офис, а выше живут хозяева. Дома не просто «лепятся» один к другому, как это было в средневековых европейских городах. Несколько вертикальных секций, принадлежащих разным семьям или разным компаниям, составляют в плане конструкции единое целое, один большой дом, разделенный не по горизонтали, как привычно было бы для европейца или американца, а по вертикали. Из таких домов и состоят, в основном или частично, центральные улицы Бангкока, как, впрочем, и центральные улицы других столиц Юго-восточной Азии. В Бангкоке к ним добавляются еще и высотные здания, построенные, по большей части, в период экономического бума семидесятых – девяностых годов двадцатого века.

Архитектурная красота Бангкока плохо видна с высоты птичьего полета. Она проявляется только тогда, когда оказываешься с ней лицом к лицу. Даже проезжая мимо красивого здания на машине, поднажав на газ в ту редкую минуту, когда нет пробок, можно проскочить его, не заметив, хотя ощущение чего-то приятного все равно останется и придется долго думать, что его породило, пока не вспомнится картинка, промелькнувшая в окне и как бы освещенная фотовспышкой.

Только когда ваша машина стоит в знаменитой бангкокской пробке, которых, кстати сказать, с годами все меньше, или когда вы идете пешком – тогда взгляд вдруг падает на какое-нибудь очень красивое здание, слегка скрытое в глубине маленького скверика за воротами и чугунной оградой, и вы подходите ближе и оказываетесь в Королевском Сиамском Обществе, в Национальной библиотеке, в Доме Джима Томпсона или в ресторане тайской кухни «Сукхумвит, Номер 1».

Но Бангкок мало приспособлен для пешего хождения. Большую часть года прогулка пешком просто непривлекательна: кажется, что из-за жары она принесет раздражение и липкую потную усталость вместо удовольствия. В прохладный сезон ходить приятно, но тротуары города плотно заставлены временными прилавками, которые собирают и устанавливают днем и затем ночью разбирают и увозят. Их тенты тянутся в некоторых местах на километры вдоль улицы, закрывая собой от солнца и дождя весь тротуар. Но под тентами всегда душно. Сюда ходят не гулять, а покупать неплохие по качеству товары, которые продаются здесь значительно дешевле, чем в магазинах.

А вот гулять-то как раз в Бангкоке ходят в магазины, большие шоппинг-центры. Там можно и на товары посмотреть, и купить что-то, и поесть, и попить кофе или чаю в одном из бесчисленных кафе, да и детей есть чем на время занять – в большом универмаге всегда есть игровая комната. И все это – в гигантском кондиционированном помещении, которое в день потребляет столько же электроэнергии, сколько может «съесть» за месяц небольшая провинция из наименее развитых.

И несмотря на все это, в этот город едут и едут: переселенцы из сельскохозяйственных провинций, туристы из-за границы. И нередко бывает так, что человек приезжает сюда отдохнуть и остается навсегда.



Те, кто не любит этот город, но волею судьбы или обстоятельств вынужден здесь жить, проклинает каждый свой день в Бангкоке. Те, кто его любит и живет здесь подолгу, не может жить больше нигде, и если и уезжает – то на небольшой срок, причем даже на море у бангкокца уже на второй день появляется какая-то непонятная тоска, поначалу совершенно абстрактная. На третий день она обретает вполне конкретную форму и несчастный понимает, что тоскует он по Бангкоку, и не понимает, как это можно тосковать по этому гигантскому кипящему котлу. Он не скучает по отдельным зданиям или площадям, ведь даже Храм Изумрудного Будды – это в большей степени национальный символ, чем городская достопримечательность. Он не скучает по какому-то конкретному месту в городе, он скучает по городу в целом, по его атмосфере, его уличным ресторанчикам, его главным улицам, плотно забитым автомобилями, по его узким «соям» – переулкам, по людям, живущим по соседству, по изредка встречаемому на городской улице слону, неспешно бредущему вдоль тротуара, и помахивающему в такт шагам хвостом с прикрепленным к нему мотоциклетным красным отражателем.

«Это потому, что первые храмы и дворцы строились, как воспоминание об Аюттии. Они –наследие нации, но не наследие Бангкока. Бангкок не создан как воплощение идей архитектурных гениев разного времени и поколений, как Петербург или Париж. Дважды в прошлом – в самом начале истории Бангкока и еще раз через сто лет после этого, город переживал периоды осознанного архитектурного творчества, в эти периоды он создавался, как произведение искусства. В первый раз это было, когда строился Храм Изумрудного Будды и первые дворцы. Второй творческий период оставил потомкам расширившийся исторический центр города, который методично и тщательно застраивали по плану в Пятое и Шестое Царствования Династии Чакри силами выдающихся сиамских и европейских архитекторов. И в наши дни гостей города неизменно впечатляет логичность застройки исторического центра. Но эта вторая эпоха закончилась вместе с окончанием Шестого Царствования в середине двадцатых годов. Потом почти сто лет город рос сам по себе, как сумма желаний и приоритетов миллионных масс горожан, озабоченных пропитанием своих семей и их же благополучием. Это вполне благородные цели, и они создали нынешнюю душу города, душу торговую, мирную, незлобивую и независтливую».

Сказочник вздрогнул. Эти последние слова пришли сами, он их не думал, они не его, они откуда-то извне, причем пришли они не через уши и барабанные перепонки, а будто бы сами родились в голове. И тем не менее, он вполне мог бы так подумать, эти слова все-таки принадлежали ему, хотя и не высказанные даже про себя. Он оглядывается вокруг. Все идет так, как и должно идти. Шеф-повар колдует над кастрюлей, от которой уже поднимается ни с чем несравнимый аромат лимонной травы и кореньев, собственно, и составляющих неповторимый букет том яма. Оператор смотрит в плоский монитор камеры, в правом ухе у него наушник, второй наушник упирается куда-то позади левого уха. Режиссер стоит рядом, периодически снимая наушники с головы оператора, вслушивается в течение незнакомой ему тайской речи, и снова одевает наушники на голову Оператору. Все идет, как должно идти. И тем не менее совершенно детское ощущение надвигающегося чуда, не оставлявшее Сказочника все последние месяцы, растет и растет, принося понимание, что чудо уже совсем недалеко.

Режиссер налаживает свою собственную, маленькую цифровую камеру, раскладывает штатив и начинает снимать вид города. Оператор, закончивший съемку процесса приготовления Том Ям Кунг, разворачивает большую камеру и присоединяется к нему, повторяя снятые Режиссером планы.

– Я снимаю для себя, он – для Истории, – поясняет Режиссер. Оператор усмехается в усы, не отрываясь от монитора камеры.



До семнадцатого века Бангкоком называлась небольшая часть берега в устье реки Чаопрайя, тогда просто Реки («Менам», в буквальном переводе «Мать вод», на современном тайском языке обозначает просто «река». Княжеский титул «Чао Прайя» был дан реке значительно позже, а потом превратился в название). На этом небольшом участке находилось несколько рыбацких деревень и рынок морепродуктов. Во времена Короля Нарая Великого, царствовавшего в Аюттии, предыдущей столице тайцев, с 1656 года, бурно развивалась торговля с зарубежными странами, в том числе и Западными – Португалией, Нидерландами, Англией и Францией. Возникла необходимость создания погранично-таможенно-карантинного контроля. Первым пунктом такого контроля стал форт, построенный именно в Бангкоке. Здесь неделями отстаивались пришедшие издалека корабли, ожидая разрешения на вход в реку и проход оставшихся тридцати морских миль до Аюттии для разгрузки и загрузки, поэтому название «Бангкок» стало широко известно за пределами Сиама и вошло в европейские языки. Когда в восемнадцатом веке, после падения Аюттии в результате Сиамо-бирманской войны и кратковременного нахождения столицы в городе Тхонбури, новую столицу начали строить рядом с Бангкоком, для европейцев и других иностранцев оказалось проще перенести название «Бангкок» на всю территорию нового города, чем заучивать его настоящее тайское название «Крунгтхеп Маханакхон Амон Раттанакосин Махинтхара Аютхайя Махадилок Пхоп Ноппхарат Ратчатхани Буриром Удом Ратчанивет Махасатхан Амон Пхиман Аватан Сатхит Саккатхаттийя Витсанукам Прасит» (Город Ангелов, Великая Столица, Незыблемая Твердыня Величайшего и Бессмертного Божества, Королевская Столица Девяти Священных Драгоценных Камней, Город Благоденствия и Множества Великолепных Дворцов и Райских Садов Великого Бога, Рожденного Среди Людей, Город, Подаренный Индрой и Возведенный Вишну). Так и сложилось, что тайцы на своем языке называют свою столицу так, как она действительно называется, а на всех иностранных языках город называют «Бангкок».

Город рос очень неравномерно. Сначала построили храмы и дворцы на самом берегу реки, вокруг них сразу образовались хаотические кварталы традиционных сиамских жилых деревянных домов на сваях и китайских деревянных же «шоп-хаусов». Река стала главной «улицей» новой столицы, строительство шло непрерывно, город так и рос вдоль реки, повторяя все ее изгибы. Большая часть земли на самом берегу принадлежала высшей знати, аренда была высока, а купить участок было почти невозможно – аристократы не продавали землю, берегли ее для своих собственных детей и внуков, которых, принимая во внимание повсеместно существовавшее тогда в среде знати многоженство, было немало. Началось строительство каналов перпендикулярно реке, стали образовываться, как и раньше в Аюттхайе и Тхонбури, кварталы-«острова», окруженные со всех сторон водой, и к середине девятнадцатого века Бангкок приобрел вид новой Восточной Венеции. Раньше иностранцы называли так Аюттхайю.

При Королях Раме Пятом (Чулалонгкорне) и Раме Шестом (Ватчиравуте) в городе возводились дворцы и здания министерств, часто их строили по проектам итальянских и других иностранных архитекторов. К концу Шестого царствования династии Чакри стало ясно, что каналы не выдерживают соревнования с автомобильными дорогами, проложенными между дворцами и присутственными зданиями, и каналы начали засыпать.



– Ну что, пойдем глянем, что наснимали?

Вся компания перемещается в номер Оператора, бросившего клич, рассаживается, кто в кресло или на стул, кто на кровать. Оператор подключает провода к телевизору. После отбивки идет картинка: покрасневшая молодая женщина-шеф-повар, стоящая на фоне дождевого неба, объясняет, что собирается делать Том Ям Кунг из стоящих на столе ингредиентов.

– Отлично! – говорит Режиссер.

– Можно терпеть, – говорит Продюсер, – слава Богу, снимаем на воздухе, а то эти квартирные кухни уже начинают давить на мозги. Покажи панораму, я думаю, вполне можно чуть-чуть расцветить сюжетик.

Оператор меняет пленку в камере, соединенной проводами с телевизором. Включает воспроизведение. На экране появляется разрезанное на четкие ровные прямоугольники совершенно бескрайнее поле, ярко-зеленое в солнечном свете. Поле покрыто водой, солнце отражается от нее и посылает блики в объектив камеры. Зеленые растения торчат прямо из воды. Приближение позволяет рассмотреть отдельные колоски на каждом стебле. Снова удаление. На заднем плане, очень далеко, под деревьями, группа деревянных домиков, построенных на сваях.

– Это рис. Рисовые чеки, – говорит Сказочник, – и деревня на горизонте. Откуда у тебя эти кадры? Взял у тайцев?

Оператор вынимает кассету и начинает вертеть ее в руках, разглядывая надписи.

– Ничего я пока у тайцев не брал. Только договаривались. Это та кассета, на которую я снимал панораму города. Небоскребы. Машины. Вдалеке – надземку. Я же помню, что видел на мониторе.

– Ты что-то перепутал, – говорит Режиссер, – давай я схожу за своей камерой, я ведь то же самое снимал. Это у тебя одна из наших вьетнамских кассет, наверное, случайно прихватил вместо пустой. Мы там снимали рисовые поля, – это он сообщает уже Продюсеру и Сказочнику.

– Где вы снимали во Вьетнаме?

– В районе Сайгона, а что?

– Там нет домов на сваях. Их строят только тайцы и тайскоязычные народы. Они во Вьетнаме есть, но не там, где вы были. Иди за камерой.

Через десять минут вся компания сосредоточенно смотрит на экран, на котором четко видны небоскребы, вдали – поезд надземного метро, серое небо, начинающийся дождь. Потом Оператор, пересмотревший все свои вскрытые кассеты и не тронувший только те, что были в фабричной упаковке, ставит в камеру ту же самую кассету, с надписью «День 1 № 2» нажимает воспроизведение и все снова рассматривают приближенные камерой рисовые колоски под ярким солнцем и дома на сваях на горизонте.

– Это не Вьетнам, – говорит Режиссер.

– Нет, не Вьетнам, – соглашается Оператор.

– Это Таиланд. Скорее всего, даже Бангкок. Здесь по окраинам до сих пор рисовые поля. А когда я приехал сюда в девяностом году, рисовое поле можно было найти и посреди города. Были такие пустыри, на которых рис выращивали в ожидании продажи участка под очередной небоскреб. Только откуда это у тебя? Ты и сам, похоже, не в курсе… – Сказочник задумчиво гладит ногтем усы, потом причесывает пятерней бородку. Все ждут. Он, наконец, открывает рот:

– Похоже, пора ехать на ужин. Давайте пока стирать эту пленку не будем. Оставим пока в номере, а сами уважим Экселенца точностью. Поехали на ужин.



Из дневника Сказочника.

Ужинали на большом круизном речном судне, которое все время ужина – более трех часов – шло по Чаопрайе сначала по течению, затем против. У нас был отдельный небольшой зал на второй палубе, на самом носу. Оператору было очень удобно снимать. Ужин был в форме «шведского стола», на котором основными блюдами были зажаренные на углях морепродукты. Два больших мангала помещались на верхней палубе, нас пригласили снять работу повара, который и делал весь этот морской «шашлык». Потом сняли все это на столе, и только потом, уже по-волчьи голодные, набросились на еду. Экселенц сидел, попивал вино и улыбался. Для него это был как минимум третий ужин – он уже встречался сегодня вечером с коллегами из МИДа, с однокурсниками по университету и с друзьями детства.

Когда все наелись и принялись за зеленый чай и сладкое, он начал рассказывать о тех блюдах, которые мы ели:

«Видите ли, все это барбекью из креветок, кальмаров, устриц и других моллюсков – скорее американская, чем тайская еда. Тайскую и американскую кухню в этом отношении объединяет то, что жарится все на углях почти без специй, зато потом к готовому мясу или морепродуктам подается несколько соусов. Но здесь уже начинаются различия: у американцев соусы дополняют вкус жареного, а у нас они вкус создают. Ведь мы жарим морепродукты на углях практически вообще без специй, а есть без специй не можем. Вот эти соусы на столе – один очень кислый и очень острый одновременно, другой – острый и сладкий. И вкус получается поэтому совершенно разный, хотя вы в обоих случаях едите одинаковые креветки.

Традиционный тайский «шашлык» тоже существует. Из морепродуктов чаще всего на углях готовят кальмара. Часто можно на улице увидеть продавца жареного кальмара с его лотком, на котором стоит маленький мангал и на нем жарятся десяток или больше «палочек» кальмара. Роль шампуров играют действительно палочки – деревянные или бамбуковые, заостренные с одного конца. На них нанизывают кальмара, или курицу, или свинину, говядину так, чтобы не оставалось зазоров и деревянная палочка не могла загореться. Вы уже наверняка слышали, и это чистая правда, что в Таиланде даже на улице готовят, и вообще содержат заведения общепита, очень и очень гигиенично, так что многие туристы без страха едят «на улице», не говоря о тайцах, давно привыкших в высокому стандарту санитарии в уличных «едальнях»…»

В гостиницу вернулись поздно, но спать не хотелось, и я собирался сесть за обработку записей, сделанных скорописью в течение всего дня.

Открыв дверь и вставив пластиковую карточку ключа в приемную щель прерывателя, который в отсутствие гостя в номере выключает все электрические приборы и таким образом экономит гостинице расходы на электроэнергию, я повернулся лицом к окну. И вздрогнул, увидев в кресле за письменным столом какую-то фигуру. Главный выключатель был уже включен, но так как днем я не зажигал ни люстру, ни торшер у кресла, ни лампу на письменном столе, единственным источником света в комнате оказалась лампочка в прихожей, прямо над моей головой, и она ничуть не помогала разглядеть того, кто без моего ведома оказался в моем гостиничном номере.

– Я опять напугал вас? – в голосе Нага чувствовался некоторый, очень небольшой, оттенок сожаления. – Я мог бы материализоваться перед вами уже после того, как вы зашли в комнату, но разве это было бы менее неожиданно?

Он снова был в образе послушника. Я зашел в номер и включил настольную лампу. Его лицо выскочило передо мной из темноты. Оно было таким же, как и в прошлый раз: спокойным, безликим, безбровым, и отчаянно похожим на другое лицо, хорошо мне знакомое и совершенно неуловимо затерявшееся в памяти.

– Вы меня не напугали. Сколько лет, сколько зим, – ответил я, снимая с плеча сумку и опуская ее на пол. Потом я пододвинул себе стул и сел на него верхом, опираясь сложенными руками на спинку и положив на них подбородок. Таких реалистичных снов у меня давно не было – с прошлого посещения Нага. И когда это я успел заснуть?

– И о чем мы будем говорить? Кстати, это ваш трюк с камерой?

– Трюк? Представляете ли вы себе, какой энергии требует такое действие? Не думаю, что «трюк» – это верное определение.

– Я ожидал чего-то подобного. Даже подумал пару часов назад, что сегодня вероятна новая встреча с вами. Значит, мы действительно видели прошлое.

– Не очень отдаленное, всего сорок лет назад. Как и вам, мне приходится сначала «откалибровывать» свою «аппаратуру». Считайте, что сегодня был тест. Завтра, в Аюттхайе, вы увидите что-то более существенное, чем рисовые поля.

Но впрочем, рисовые поля – это тоже очень существенно. Рис – одна из основ тайской цивилизации. С него и нужно начинать. Впервые в истории человечества рис как культурное растение вывели именно здесь, в Таиланде, более шести тысяч лет назад. И уже выращивали его поливным способом, высаживая саженцы в землю, покрытую водой. Когда тайцы спустились с северных гор в долины, они уже знали рис. И мигрировали они именно в поисках таких земель, на которых можно выращивать больше риса. Все дальнейшее продвижение тайцев на юг диктовалось прежде всего тем, что они занимали все более плодородные земли, ведь это означало возможность свободно увеличивать население, приращивать богатство и с ним – могущество. Обратите внимание на то, как смещаются столицы тайцев с севера на юг: Чиангмай – горные долины, Сукхотхаи – здесь уже равнина и богатый урожай, а с ним и всеобщее благоденствие, затем Аюттхайя – еще более богатые урожаи, благоденствие и благодаря ему – военная мощь и власть над огромными территориями, самый изысканный и просвещенный Королевский двор в Юго-восточной Азии и столица с миллионным населением, далеко превосходящим по численности все столицы тогдашней Европы. Что вы улыбаетесь?

– Так, вспомнил присказку одного преподавателя военной кафедры: «В обороне основное – харч». Похоже, в развитии цивилизаций он тоже занимает не последнее место…

– Получается, что так… У меня к вам просьба по поводу завтрашних съемок: попросите оператора снимать на только развалины зданий, но и пространство вокруг них. А вечером я опять приду и дам необходимые пояснения.

– Мы собираемся снимать Ват Махатхат и Ват Пра Рам, только два эти храма. А мог бы я как-нибудь получать ваши пояснения днем?

– Ну, иногда я могу к вам «пробиваться» и днем, но только видеть вы меня, по понятным соображениям, не сможете, да и слышать тоже – в обычном смысле.

– Я понял. Сегодня это ваш текст вдруг возник у меня в голове сам собой. Вот он, – я раскрыл свой блокнот и показал ему то место, где записал все, что «пришло» мне на крыше гостиницы Амари Атриум.

– Да, вы все правильно поняли. Теперь садитесь и спокойно работайте, я пока посижу тихонько вот здесь, а потом кое-что расскажу вам.



Мне совсем не хочется спать. Мне жалко спать: столько всего можно пропустить во сне. Горит настольная лампа с зеленым абажуром, выхватывая из темноты только блокнот на столе, в который я записываю рассказ ночного визитера, и лицо самого визитера, сидящего в кресле слева от меня:

«Там, где потом вырос город Аюттхайя, сначала был только храм. Его основали монахи еще в те времена, когда столицей сиамцев был город Сукхотхаи, когда в царствование великого Короля Рамкхамхенга все земли тайцев, монов, и значительная часть земель, населенных кхмерами и бирманцами, были под рукой Сиама.

За двести лет до этого, когда сиамцы только выделились из общего числа тайскоязычных народностей в отдельный народ, спустившись с северных гор и поселившись в плодородных долинах, вся эта земля была под властью древней кхмерской империи Ангкор. Сиамцы, как и прочие народы, жившие в этой империи, служили в ее вооруженных силах. Будучи искусными и храбрыми воинами, они неоднократно приносили ангкорскому императору победы. Постепенно сиамские князья уставали быть на вторых ролях в тех землях, которые они давно считали своими. Их народ увеличивался в числе, нужны были новые земли, а их приходилось выпрашивать у ангкорских владык. И тогда в самом центре тогдашней «сиамской» области империи, в городе Сукхотхаи поднялся мятеж. В 1240 году вашего летоисчисления – примерно тогда, когда монгольские орды уже вторглись в Европу, а Александр Невский воевал с Ливонским орденом меченосцев, сиамский принц Интарадит, сумевший убедить в своей правоте еще нескольких сиамских князей и возглавивший объединенные силы, одним ударом прекратил многолетнее владычество Ангкора. Сукхотхаи стал столицей первого независимого сиамского Королевства.

При третьем Короле Сукхотхаи, Рамкхамхенге или Раме Сильном, границы Королевства расширились до сегодняшних пределов Таиланда за исключением севера страны, земли Ланна: с соплеменными тайскоязычными народами Рамкхамхенг воевал мало, чаще договаривался и вступал в союзы.

Земли огромного сиамского Королевства были плодородны, их омывали полноводные реки, щедро дарившие влагу полям, обильно снабжавшие сиамцев рыбой и с легкостью носившие торговые суда с товарами. Страна богатела и становилась все более независимой от соседей. Именно тогда, наверное, и начал формироваться характер Сиама – независимый, но и достаточно гибкий по отношению к внешнему миру, следующий древним традициям и жесткой общественной иерархии, но в то же время демократичный и свободный.

Цивилизация Сукхотхаи оставила последующим поколениям сиамцев алфавит, созданный на основе древнеиндийских и кхмерских шрифтов. Сам Король Рамкхамхенг трудился над этим алфавитом. И еще – до нынешних дней сохранились храмы и храмовое искусство Сукхотхаи. Все в этом Королевстве дышало жизнью и радовалось жизни, и даже в статуях Будды этого периода, выполненных по всем канонам религии, которая ведет человека по пути ухода от мирских переживаний, было больше жизни и радости, чем когда-либо до или после Сукхотхаи.

Один из многих сотен храмов, построенных в ту пору, Ват Аюттхайя, был возведен недалеко от места слияния двух рек – Чаопрайи и Пасак, в непосредственной близости от большого торгового порта, через который Королевство Сукхотхаи вело торговлю с Китаем.

После смерти Рамкхамхенга его Королевство постигла судьба империи Карла Великого: страна развалилась на удельные княжества и государства, то враждовавшие между собой, то объединявшиеся против общего врага. Все они были наследниками Сукхотхаи и управлялись внуками и правнуками великого Рамкхамхенга, но только через сто лет появились вожди, способные снова собрать все сиамские земли в единое государство.

Эти вожди правили городом и Королевством Аюттхайя.

Принц Утхонг, ставший первым из них, в 1350 году объединил отвалившиеся от Сукхотхаи государства Лопбури и Супханбури, добавив к ним тот кусок земли, на котором стояли торговый порт, Ват Аюттхайя, в котором будущий Король часто останавливался на ночлег, и еще много храмов и деревень, в одно Королевство. Столицу себе Утхонг построил на полуострове, образованном слиянием двух рек, а канал, прорытый позже между ними, превратил столичный город, а точнее – его центр вместе с Большим Королевским дворцом – в остров. После коронации Принц Утхонг стал Королем Раматхибоди Первым.

В течение двухсот лет после образования Королевства, Короли Аюттхайи, хотя и принадлежавшие к разным династиям, методично собирали вокруг своей столицы сиамские земли, войной и переговорами увеличивая свою державу, пока к середине XVII века она не приобрела вновь все земли, входившие в Королевство великого Рамкхамхенга, и многие земли сверх того.

Проснулся я в семь утра за своим письменным столом. Я был один. На столе лежал блокнот, полный полузнакомого текста, написанного моей рукой. Он прослужил мне подушкой весь небольшой остаток ночи, который удалось проспать. Несмотря на это я чувствовал себя бодрым и готовым к поездке в Аюттхайю.

Автор: Евгений Беленький

Содержание:

Обсуди это с теми, кто живет в Таиланде

Вступайте в Клуб жителей Паттайи — группу для общения русскоязычных жителей и гостей курорта.

Новости, мероприятия, объ…

Опубликовано Pattaya Now 25 сентября 2016 г.

Недорогие авиабилеты в Таиланд

Оцените статью
( 1 оценка, среднее 1 из 5 )
Новости Таиланда
Добавить комментарий